Чувашское республиканское отделение КПРФ

…Народы бывшего Советского Союза обогатили мировую цивилизацию научно-техническими достижениями, занявшими достойное место среди основных побед науки и техники XX века. В процессе работы над мемуарами я с сожалением убедился, как много белых пятен в истории гигантских техногенных систем, созданных Советским Союзом после Второй мировой войны. Если ранее отсутствие таких трудов оправдывалось режимом секретности, то в настоящее время объективному изложению истории достижений отечественной науки и техники угрожает идеологическая разруха. Предание забвению истории собственной науки и техники мотивируется тем, что ее истоки восходят к сталинской эпохе или периоду так называемого «брежневского застоя».

Наиболее разительные достижения атомной, ракетной, космической и радиолокационной техники явились результатом целенаправленных и организованных действий советских ученых и инженеров. В создание этих систем вложен колоссальный творческий труд организаторов промышленности и научно-технической интеллигенции России, Украины, Белоруссии, Казахстана, Армении, Грузии, Азербайджана и в той или иной мере всех республик ныне бывшего Советского Союза. Отторжение народа от истории собственной науки и техники не может быть оправдано никакими идеологическими соображениями.

Я отношу себя к поколению, которое понесло невозместимые потери, на долю которого в XX веке выпали тяжелейшие испытания. Этому поколению с детства прививалось чувство долга. Долга перед народом, Родиной, родителями, перед будущими поколениями и даже перед всем человечеством. По себе и своим современникам я убедился, что это чувство долга очень стойкое. Оно явилось одним из сильнейших стимулов для создания этих мемуаров. Люди, о которых я вспоминаю, действовали во многом под влиянием чувства долга. Я пережил многих и буду в долгу перед ними, если не напишу о гражданских и научных подвигах, которые они совершили.

Ракетно-космическая техника создавалась не на ровном и пустом месте. Стоит напомнить, что во время Второй мировой войны Советский Союз выпустил самолетов и артиллерийских систем больше, чем противостоявшая нам фашистская Германия. В конце Второй мировой войны Советский Союз обладал огромным научно-техническим потенциалом и производственными мощностями оборонной промышленности. После победы над Германией имевшиеся у нее разработки в области ракетной техники были изучены инженерами и учеными США и СССР. Каждая из этих стран воспользовалась трофейными материалами по-своему, и это сыграло определенную роль на послевоенном этапе развития ракетной техники. Однако все последующие достижения нашей космонавтики есть результат деятельности отечественных ученых, инженеров и рабочих.

Я пытаюсь коротко рассказать о фундаменте, на котором начала возводиться космонавтика, и о роли личностей в истории этого направления науки и техники. В истории нашей ракетно-космической техники решающая роль принадлежит академику С.П. Королеву и созданному под его началом Совету главных конструкторов, не имевшему прецедента в истории мировой науки.

Первоначально в Совет входили:

Сергей Павлович Королев – Главный конструктор ракетной системы в целом;

Валентин Петрович Глушко – главный конструктор жидкостных ракетных двигателей;

Николай Алексеевич Пилюгин – главный конструктор автономной системы управления;

Михаил Сергеевич Рязанский – главный конструктор систем радионавигации и радиоуправления;

Владимир Павлович Бармин – главный конструктор наземного заправочного, транспортного и стартового оборудования;

Виктор Иванович Кузнецов – главный конструктор гироскопических командных приборов.

Очень велика была роль Мстислава Всеволодовича Келдыша. Он считался главным теоретиком космонавтики и действительно был организатором математической школы, которая обеспечила решение многих практических задач ракетодинамики.

По мере расширения сферы деятельности Совет обогащался новыми именами и в последующие годы космической эры в него вошли A.M. Исаев, С.А. Косберг, А.Ф. Богомолов, А.Г. Иосифьян, Ю.С. Быков, А.С. Мнацаканян, Н.С. Лидоренко, Ф.Д. Ткачев, С.А. Алексеев, В.А. Хрусталев, Г.И. Северин, А.Д. Конопатов.

Для всех этих людей Королев был признанным вождем, руководителем и полководцем советской космонавтики. Каждый из перечисленных имел служебное звание «главный конструктор». Каждый из них стал основателем своей школы, разрабатывающей свое специальное направление. Идеи, рождавшиеся в организациях этих главных конструкторов, могли быть реализованы только с использованием научного потенциала всей страны и с помощью мощной промышленности. В сферу идеологического влияния Совета главных втягивались сотни заводов, отраслевых, академических, военных и вузовских научных учреждений.

Министры и правительственные чиновники, имевшие непосредственное отношение к ракетно-космической тематике, были не в силах противостоять авторитету Совета главных. Иногда они сами участвовали в его работе. Располагая реальной экономической и политической властью, правящие структуры Советского государства в целом поддерживали технические предложения Совета.

Одними из первых, кто с энтузиазмом воспринял принципиально новые идеи, исходившие из королевского Совета, были военные специалисты. Исторически свойственный крупным военачальникам консерватизм отступил перед открывшейся перспективой совершенно новой ракетной стратегии. Трудно переоценить значение участия военных в создании советской ракетной техники и космонавтики. Среди них было много талантливых, искренне преданных своему делу ученых, принимавших непосредственное участие в работе Совета.

Основной фундамент ракетной техники и промышленности был заложен в первом послевоенном десятилетии. Готовых специалистов по созданию ракет в этот период еще не было. Кадры приходили из организаций, создававших авиационную и артиллерийскую технику и другие виды вооружений.

В отличие от промышленности военные кадры первого десятилетия пришли к большой ракетной технике в ракетные войска стратегического назначения от совсем малых ракет. Они назывались во время войны гвардейскими минометами Ставки Верховного Главнокомандования, или коротко, по-солдатски, «катюшами».

Сегодня ракетная техника имеет мало общего с «катюшами», но современные вооруженные силы стратегического назначения начинали создаваться людьми, оружием которых во время войны были «катюши». В этом заключалось историческое значение «катюши» для последующего развития космонавтики.

Сразу после войны первые энтузиасты-ракетчики в промышленности не имели в государственных структурах настоящего хозяина. Командование гвардейских минометных частей (ГМЧ) первым проявило инициативу и взяло под свою опеку самое начало наших работ по большим ракетам. Основные командные кадры, руководившие первыми ракетными воинскими частями и испытательными полигонами, пришли из ГМЧ.

С согласия командующего ГМЧ генерал-лейтенанта Григория Дегтярева члены военного совета генерал-майор Андрей Соколов и генерал-майор Лев Гайдуков объединили на территории оккупированной Германии разрозненные группы советских специалистов по ракетной технике.

Большой заслугой Льва Гайдукова следует считать его смелые действия по извлечению из казанской «шарашки» бывших заключенных, ныне известных всему миру академиков Королева и Глушко. В последующем генералы Семенов, Соколов, Мрыкин, Кузнецов, Смирницкий, Керимов (бывшие офицеры ГМЧ) заняли ключевые посты в Главном управлении ракетного вооружения (ГУРВО).

Генерал-майор Александр Тверецкий в 1945 году сформировал БОН – бригаду особого назначения, которая была первой воинской частью, осуществлявшей пуски ракет дальнего действия. Генерал-полковник Василий Вознюк был назначен начальником ГЦП – Государственного центрального полигона в Капустином Яре. Генерал-лейтенант Алексей Нестеренко стал начальником НИИ-4 – военного института Академии артиллерийских наук, а в 1956 году возглавил научно-испытательный полигон НИП-5 в Тюратаме – будущий Байконур. Все они: и Тверецкий, и Вознюк, и Нестеренко – во время войны были заместителями командующих артиллерией фронтов по ГМЧ.

Полковник Андрей Карась на фронте командовал полком «катюш», после войны служил в Капустином Яре и Тюратаме, а затем, уже в звании генерала, возглавил Центральное управление космических средств Министерства обороны.

Аспирант механико-математического факультета Московского государственного университета Георгий Тюлин в 1941 году ушел добровольцем в армию и оказался в подчинении у генерала Тверецкого. После войны Тюлин последовательно руководил научно-теоретическим отделом ГУРВО, был заместителем начальника НИИ-4, возглавлял головной институт ракетной техники НИИ-88, был заместителем председателя Госкомитета по оборонной технике и закончил руководящую работу в должности первого заместителя министра общего машиностроения.

У меня нет возможности перечислить многих других военных специалистов, пришедших в «большую ракетную технику из «малой». Эти люди не противопоставили себя Совету главных и специалистам промышленности. Они были такими же энтузиастами-ракетчиками.

С 1945 года ракеты создавались в самом тесном контакте людьми промышленности и военными. Это взаимодействие сохранялось до последнего времени. Сугубо мирные космические пуски с космодромов Байконур, Капустин Яр, Плесецк без участия военных просто невозможны.

Отдавая должное выдающимся ученым, гражданским и военным специалистам в истории космонавтики, необходимо обратить внимание на роль высшего политического и военного руководства страны, высших руководителей народного хозяйства.

Среди людей, хорошо знающих историю космонавтики, по этому поводу высказываются самые противоположные точки зрения. В тоталитарном государстве политические деятели, занимающие ключевые позиции властной структуры, могут или способствовать развитию космонавтики, или оставаться равнодушными к ее нуждам и, в худшем случае, затормозить или даже на много лет остановить прогресс в этой области.

В 1945 году идея развития ракетной техники в интересах обороны нашла активную поддержку начальника Главного артиллерийского управления маршала артиллерии Н.Д. Яковлева, Главного маршала артиллерии Н.Н. Воронова, генерал-полковника (в будущем Главного маршала артиллерии) М.И. Неделина. Ответственность за создание ракетной промышленности приняли на себя министр вооружения Дмитрий Устинов и его первый заместитель Василий Рябиков. Их инициатива и пробивная сила способствовали принятию высшим политическим руководством страны в мае 1946 года постановления о развертывании широкого фронта работ по ракетной технике. Только после этого Совет главных конструкторов получил реальную возможность выполнить свою историческую миссию. Несмотря на давление тоталитарной власти, им был осуществлен уникальный вариант технократического управления.

Аналогично королевскому Совету позднее создавались Советы главных во главе с М.К. Янгелем, В.Н. Челомеем, А.Д. Надирадзе, В.П. Макеевым, Д.И. Козловым, Г.Н. Бабакиным, М.Ф. Решетневым.

Неизбежным был процесс взаимосвязи этих Советов. Главные конструкторы – члены первого королевского Совета, обогащенные опытом создания первых ракетных систем, начинали разработки для других главных конструкторов ракет и входили в новые Советы. Глушко создавал двигатели и для Королева, и для Челомея, и для Янгеля; Исаев – для Королева и Макеева; Пилюгин – системы управления для Королева, а затем для Янгеля, Челомея, Надирадзе; Бармин создавал стартовые системы и для королевских ракет, и для янгелевских, и для челомеевских. Наиболее универсальными оказались разработки гироскопических систем Кузнецова, которые нашли применение на большинстве советских ракет и многих космических аппаратах. Общим со временем стал единственный для всех командно-измерительный комплекс, оснащенный радиосистемами Рязанского, Богомолова, Мнацаканяна.

Подобные технократические структуры существовали и в атомной отрасли (под руководством И.В. Курчатова), и в радиолокационной (под руководством А.И. Берга, А.А. Расплетина, Г.В. Кисунько, Б.В. Бункина). В сферу их научно-технической деятельности входили производства, научные учреждения и военные организации.

Задолго до Советов главных конструкторов, руководивших созданием ракетно-космической техники, в авиационной промышленности установилась своя система главных или генеральных конструкторов. Имя главного конструктора присваивалось наподобие фирменной марки всем созданным под его руководством самолетам. Подобных королевскому демократических Советов в авиации не было, пока там не занялись разработкой ракет для ПВО и ПРО.

К концу семидесятых годов Советский Союз имел сильнейшую в мире технократическую элиту. Оставаясь внешне преданными политике коммунистического государства, «вожди» этой элиты в своей среде не стеснялись критиковать очевидные недостатки политической системы, продолжающиеся рецидивы холодной войны и вспыхивающие время от времени гонения на так называемых «инакомыслящих». Однако никаких действий для оказания политического давления на «власти предержащие» технократия не предприняла. В этом отношении характерным примером может служить история гонений на Андрея Сахарова. Мне кажется, что в данном случае проявилось свойственное интеллигенции вообще и русской в особенности неумение политически организовать самое себя.

Я старался вспомнить о ярких и неповторимых людях, с которыми работал и встречался. Все они были разные, и невозможно подвести советского ученого или главного конструктора под некий стандарт. При всем разнообразии характеров, стилей работы, тематических направлений их деятельность, однако, характеризуется общими чертами, существенно отличающими их творчество от установившихся представлений о великих ученых прошлого. Это относится не только к людям, упомянутым выше, но и к другим деятелям советской науки и техники, причастным к военно-научному промышленному комплексу. Возможно, перечень этих общих черт в какой-то мере будет ответом на вопрос, а почему же, обладая колоссальной потенциальной силой, эти люди никогда не пытались получить реальную власть в стране.

Позволю себе сформулировать эти общие черты.

1. Техническое творчество являлось призванием, смыслом жизни. Чистая наука рассматривалась не как самостоятельная цель, а как средство для достижения технических результатов, а в некоторых случаях и результатов в интересах государственной политики.

2. Индивидуальное научно-техническое творчество сочеталось с организаторской деятельностью, поисками наиболее плодотворных методов работы коллективов, которые каждый из них возглавлял. В большей или меньшей мере каждый старался быть организатором науки.

3. За конечные результаты своей творческой деятельности главные конструкторы, ученые и ведущие специалисты несли персональную ответственность перед государством. Такой степени ответственности никогда не было у самых великих ученых прошлого. Максвелл, Эйнштейн, Резерфорд, Менделеев, Циолковский, Жуковский, Оберт, супруги Кюри и другие, имена которых прочно вошли в историю науки, тоже были рождены, чтобы творить, они совершали научные подвиги, но над ними не стояли государственные структуры, контролировавшие их научную деятельность и требовавшие обязательных научных результатов в строго регламентированные сроки.

4. Во время Второй мировой войны во всех воюющих странах наука была милитаризована. Разработка нового оружия – атомного, ракетного, авиационного, радиолокационного – требовала участия самых выдающихся ученых. Воюющие государства не жалели средств на создание новых видов оружия, но требовали практических результатов в возможно короткие сроки. Послевоенные годы не освободили ученых от такого рода военной службы. Обстановка холодной войны для всех причастных к военно-промышленному комплексу была не менее напряженной, чем в годы прошедшей войны. «Железный занавес» заставил искать решение сложившихся проблем самобытным, самостоятельным путем. Практически исключалась возможность слепого копирования, подражания, даже заимствования опыта. Это приучало ученых и инженеров рассчитывать на интеллектуальный потенциал только своей страны, всех республик Советского Союза.

5. Коллективизм в научной работе оказался совершенно необходимым средством проведения исследований и достижения конечных практических результатов. Наиболее выдающиеся успехи достигались на стыках, сопряжениях различных наук и отраслей техники. Эти успехи были следствием тесной совместной работы ученых разных областей знаний. Только те научные школы добились выдающихся достижений, руководители которых с самого начала смело привлекали к своей творческой деятельности других талантливых людей, способных работать в специфических условиях создания больших систем.

6. Каждый ученый сознавал себя членом гигантской технократической системы, теснейшим образом связанной с государством и идеологией социалистического общества. Все были истинными патриотами, не помышлявшими ни о чем другом, кроме честного служения Родине. Общая мировоззренческая позиция различалась в деталях. Общее требование к высшим структурам сводилось к формулировке «помогайте, но не мешайте!»

Несмотря на неизбежные конфликты с высшими чиновниками, а иногда и явно отрицательное отношение к тоталитаризму «генеральной линии» партии, никто не проявлял активного противодействия. Чувство долга и дисциплины превалировало над другими.

Прошло время, когда пресловутый военно-промышленный комплекс, объединяющий науку, технику, производство, обладал практически неограниченным экономическим могуществом. Его достижениями по праву могли гордиться ученые, инженеры, рабочие и военные специалисты. Они получали в мирное время большую часть Ленинских и Государственных премий, правительственных наград. Основные технические и административные руководители министерств, институтов, предприятий и родов войск избирались в состав ЦК КПСС, Верховный Совет Союза и республик.

Все это теперь история. Но это история моей страны, моего поколения. Поколения, которое работало, воевало, творило с неподдельным патриотизмом. Деяния сотен тысяч людей, создававших военно-стратегическое могущество страны, ее действительный приоритет в ракетной и космической технике, принадлежат нашей Родине независимо от того, на какие государства она теперь разделена.

Космонавтика – новая область человеческой деятельности – выросла и расцвела на технической и научной базе, предназначенной для создания средств уничтожения. Ее техника есть результат синтеза многих направлений в работах того же военно-промышленного комплекса. Так обстояло дело у нас, в самой могущественной тоталитарной державе. Но точно так же обстоит дело и в демократических США. Американская космонавтика создана американским военно-промышленным комплексом.

Портреты и жизнеописания главных конструкторов советской космонавтики есть практически во всех музеях авиации и космонавтики, но они по праву украшают и стенды и музеи Ракетных войск стратегического назначения.

Космическая эра начиналась с ракет. Современная космонавтика в буквальном и переносном смысле держится на ракетах.

Пионеры космонавтики, мечтавшие о межпланетных путешествиях, и строители современных космических кораблей, орбитальных станций и уходящих за пределы Солнечной системы аппаратов начинали с изучения ракетного полета.

Немного о себе

Я родился 1 марта 1912 года в Польше в городе Лодзи. Мои родители, подданные Российской империи, не были коренными жителями Польского генерал-губернаторства.

Софья Борисовна Явчуновская – моя мать, дочь состоятельных родителей – еще в гимназические годы включилась в революционную деятельность в Белоруссии. Она вступила в РСДРП, участвовала в подпольной работе и вооруженных выступлениях революции 1905 года. После раскола партии она примкнула к лагерю меньшевиков, а затем перешла в так называемый Бунд – еврейскую социал-демократическую партию. В годы разгрома революционного движения ей грозили арест и суд.

Молодая революционерка вышла замуж за учителя начальной школы Евсея Чертока и вместе с ним эмигрировала из города Гомеля за границу. Три года мои будущие родители провели в Германии, Швейцарии и Франции. Мать изучала медицину и получила право на фельдшерско-акушерскую практику. Отец преуспел в изучении фабричной бухгалтерии и делопроизводства. В 1910 году родители поселились в Польше в городе Лодзи. Отец трудился бухгалтером в текстильной промышленности, мать занималась медицинской практикой.

В 1914 году Польша оказалась зоной военных действий. Родители с потоком беженцев, теперь мы бы сказали «русскоязычного населения», выехали в Россию и поселились в Москве.

Так я в двухлетнем возрасте стал москвичом.

Ради здоровья единственного сына родители переехали ближе к чистому воздуху на Нижнеходынскую текстильную фабрику, расположенную в пяти верстах за Пресненской заставой. Теперь это часть промышленного Краснопресненского района. В те годы эта пригородная зона еще сохраняла подмосковную природу, чистейшую и рыбную реку Москву.

Мать была единственной фельдшерицей-акушеркой на фабрике и в ближайших окрестностях. Отец работал в конторе фабрики бухгалтером.

Окружавший меня социальный микроклимат во многом определялся средой фабричных рабочих, дети которых были моими друзьями.

Географическое местоположение нашего фабричного жилья способствовало тому, что уже в семилетнем возрасте я неплохо плавал, а вскоре с товарищами пристрастился к путешествиям на веслах вверх по Москве-реке вплоть до «далекого» Крылатского.

Мы жили в деревянном доме без всяких городских удобств. Зато в трех километрах к северу за картофельными полями располагалась Ходынская радиостанция – в те годы самая мощная радиостанция в стране. Во многом благодаря экскурсиям на эту станцию я стал страстным радиолюбителем.

На востоке, вверх по извилистой реке Ходынке, находился Центральный аэродром республики, а с запада, сразу за рекой на заливном лугу, – аэродром завода «Юнкерса». Немцы получили в концессию расположенный в сосновом бору в Филях вагоностроительный завод Русско-балтийского общества для организации выпуска самолетов.

Упоминаю эти географические подробности потому, что считаю их причиной своего увлечения авиацией и радиотехникой, во многом определившего мою судьбу в самом начале жизненного пути.

В 1929 году я окончил среднюю школу. Попытка поступить на электротехнический факультет Московского высшего технического училища оказалась безуспешной. У меня не было ни пролетарского происхождения, ни заменяющих его трех лет рабочего стажа. Один год я проработал электромонтером на ближайшем от жилья Краснопресненском силикатном заводе.

Осенью 1930 года я поступил электромонтером на авиационный завод № 22 имени «Десятилетия Октября». Это был тот самый завод в лесу за рекой, где до 1926 года строились самолеты Юнкерса.

В 1927 году концессионный договор с немцами был расторгнут и завод, получивший статус военного, перешел к освоению отечественной серийной технологии металлического самолетостроения. Завод № 22 очень бурно расширялся. Строились новые корпуса, аэродромные ангары, жилой поселок. В цехах устанавливалось много нового оборудования, шел интенсивный процесс набора рабочих, обучения их новым, доселе незнакомым профессиям.

Завод начал свою деятельность с выпуска самолетов конструкции Туполева. Это были первые цельнометаллические истребители И-4, двухмоторный разведчик Р-6, двухмоторный бомбардировщик ТБ-1, трехмоторный пассажирский АНТ-9.

В производственной и общественной работе я преуспевал настолько, что через два года был выдвинут в комитет комсомола.

Многотысячный коллектив завода в массе своей составляла молодежь, увлеченная техникой, но не имевшая опыта и знаний. Овладение технологией производства имело решающее значение для выполнения нового задания – освоения серийного производства самого крупного в мире тяжелого бомбардировщика ТБ-3 (АНТ-6). Техническое руководство завода видело в комсомольской организации активного помощника в реализации лозунга «Люди, овладевшие техникой, решают все».

В этот период я встречался и работал с людьми, о деятельности и судьбе которых надеюсь еще написать более подробно. Молодой директор завода С.П. Горбунов, погибший в авиационной катастрофе, парторг ЦК О.А. Миткевич, репрессированная в 1937 году, главный инженер Б.Н. Тарасевич и другие в значительной мере повлияли на дальнейшие судьбы многих молодых и мою тоже.

В 1934 году я поступил на вечернее отделение Московского энергетического института. В конце этого же 1934 года как активный изобретатель был направлен в конструкторское бюро Виктора Федоровича Болховитинова.

Заводу № 22 после трагической гибели директора было присвоено имя Горбунова. КБ Болховитинова при заводе имени Горбунова, созданное по инициативе начальника ВВС Я.И. Алксниса и профессорского состава Военно-воздушной академии имени Жуковского, имело задачей разработку нового дальнего тяжелого бомбардировщика ДБ-А. В КБ Болховитинова я начал настоящую, серьезную и ответственную инженерную работу. Оказавшись руководителем бригады спецоборудования самолетов, я знакомился с новейшими достижениями и работой смежных организаций авиационного приборостроения, бортового электро- и радиооборудования.

Работа в коллективе Болховитинова была прекрасной школой для начинающего инженера. В этом коллективе был по тем временам высокий интеллектуальный уровень. Установился стиль товарищества и взаимной помощи. Общение с заводскими летчиками-испытателями Кастанаевым, Моисеевым, Байдуковым, летчиками НИИ ВВС Нюхтиковым, Стефановским и инженерами ВВС давало в процессе работы знания, которые нельзя было получить из каких-либо учебных курсов или учебников.

Участие в работе комиссий под руководством Алксниса, на которых рассматривались компоновки будущих самолетов, обсуждались доктрины воздушной войны и борьбы за господство в воздухе, приучали к системному крупномасштабному образу мышления, а текущая работа требовала внимания к сиюминутным мелочам. Объединение двух свойств системной инженерной деятельности – «макро» и «микро» – оказалось совершенно необходимым в моей будущей работе.

В 1937 году я был назначен ведущим инженером по спецоборудованию первого самолета ДБ-2, который под индексом полярной авиации Н-209 готовился к перелету из Москвы в США через Северный полюс. Этот перелет, предпринятый по инициативе полярного летчика С.А. Леваневского, закончился трагически. Истинные причины и место катастрофы Н-209 остаются до сих пор тайной, которую хранит Арктика. О событиях, предшествующих этому перелету и последовавших за ним, было много публикаций. По поводу этого перелета я надеюсь опубликовать и свои воспоминания.

В 1937 году КБ Болховитинова переехало в Казань, а я остался в Москве и был переведен на должность начальника бригады спецоборудования и вооружения в КОСТР – серийное конструкторское бюро завода № 22.

Во время работы в КОСТР над самолетом СБ и его модификациями я познакомился с соратником А.Н. Туполева, талантливым конструктором и обаятельным человеком А.А. Архангельским.

В конце 1938 года я ушел с завода № 22 для окончания учебы на пятом курсе института. Выходя последний раз из проходной завода, на котором проработал восемь лет, я с полным правом мог сказать: «Вот проходная, что в люди вывела меня».

Через эту проходную мне суждено будет пройти спустя 30 лет! Завод будет называться ЗИХ – завод имени Хруничева. Это тот самый ЗИХ в Филях, который ныне известен всему миру. Он изготавливает ракеты-носители «Протон», модули орбитальной станции «Мир», крылатые ракеты и боевые межконтинентальные ракеты, составную часть ракетно-ядерного щита бывшего Советского Союза.

Завод № 22 имени Горбунова во время войны был эвакуирован в Казань. Он так и остался в Казани заводом авиационным, уступив филевскому заводу честь борьбы за освоение космоса.

Через проходную ЗИХа мне потребовалось пройти для встречи с генеральным конструктором В.Н. Челомеем. Это он во времена увлечения Хрущева ракетной техникой добился перехода завода с авиационной тематики на ракетную. Последней авиационной продукцией завода были тяжелые бомбардировщики конструкции Мясищева. Лучшие в мире по тому времени стратегические бомбардировщики были сняты с производства ради организации выпуска стратегических ракет.

Однако в 1987 году один из уцелевших бомбардировщиков Мясищева был использован в интересах космонавтики. Он послужил носителем для переброски на космодром Байконур космического корабля «Буран» из Москвы и второй ступени ракеты «Энергия» из Куйбышева.

Дипломный проект «Система переменного тока для тяжелого бомбардировщика» я выполнял, возвратившись в 1939 году в коллектив Болховитинова. К этому времени Болховитинов со всем коллективом переселился из Казани в Химки. Здесь был построен небольшой опытный завод № 293, который и стал местом моей работы вплоть до 1944 года.

Наиболее значительными работами КБ Болховитинова после возвращения из Казани являлись скоростной многоцелевой самолет «С» и истребитель «И» двухбалочной схемы. Оба самолета имели моторы-спарки. Установленные тандемом, друг за другом, моторы вращали два соосных винта. Это значительно уменьшало лобовое сопротивление. Самолет «С» был доведен до летных испытаний, «И» остался детально разработанным проектом.

На заводе № 293 я руководил отделом спецоборудования и основное внимание уделял проекту четырехмоторного бомбардировщика «Б», который должен был значительно превосходить по своим тактико-техническим показателям американские «летающие крепости» Боинга. Для этого самолета под моим руководством два года работала кооперация, создававшая электрооборудование системы переменного тока, по тем временам совершенно уникальное.

Имя профессора Болховитинова мало известно широкой публике. В истории нашей авиации он не пользовался славой всемирно известных генеральных конструкторов, и его почти не поминают в истории космонавтики. После двух неудач: гибели Леваневского на самолете Н-209 и Бахчиванджи на самолете-ракете БИ-1 – его иногда называли в именитых авиационных кругах неудачником.

Действительно, коллектив Болховитинова не создал ни одного самолета, принятого на вооружение. Но в коллективе были собраны люди, которые, пройдя школу «патрона» – так мы его звали, сами стали создателями техники, нашедшей мировое признание.

Позволю себе перечислить только несколько имен: Александр Березняк – конструктор крылатых ракет, Алексей Исаев – разработчик ЖРД для ракет подводных лодок и космических аппаратов, Василий Мишин – первый заместитель главного конструктора Королева, Константин Бушуев – заместитель Королева и руководитель проекта «Союз»-«Аполлон», Николай Пилюгин – главный конструктор систем управления многих боевых ракет и носителей. К этой компании я имел смелость причислить и себя. Во время войны Болховитинов «пригрел» на Урале в Билимбае и выпустил в самостоятельное «плавание» Архипа Люльку – автора и первого разработчика отечественных турбореактивных двигателей.

Производство талантов не столь почетно, как выпуск самолетов или ракет. Но историческое значение этого производства заслуживает большой признательности потомков.

Борис Евсеевич ЧЕРТОК

академик.

Источник