Чувашское республиканское отделение КПРФ

«Вязали» по-бандитски, без предъявления ордера. Задача: захватить, сломить, выбить показания.

Это была его вторая заграничная командировка. Военный разведчик подполковник Владимир Глухов успел поработать в Великобритании, потом в Центре в англо-американском управлении ГРУ, и в 1964 году убыл в Нидерланды на «крышевую» должность Генерального представителя «Аэрофлота» в Амстердаме.

Голландская контрразведка, разумеется, вела слежку за «аэрофлотовцем», но уличить его в разведывательной деятельности так и не смогла. То ли знаний, опыта не хватило местным «контрикам», но талантливый разведчик оказался им не по зубам.

И тогда они пустились во все тяжкие. Агенты решили напасть на советского разведчика по — бандитски, не представляясь, не предъявляя соответствующих документов об аресте, бросить в тюрьму, сломить, и выбить признания.

…12 апреля 1967 года, в день космонавтики, Владимир Глухов вышел из дома к машине, чтобы отправиться на работу в представительство «Аэрофлота». Не успел он пройти несколько шагов, как услышал за спиной быстрые шаги, сопение, и кто-то крепко обхватил его сзади за руки и туловище. Он почувствовал, как ему резко, хорошо отработанным приемом, сгибают голову вниз.

В душе взорвалось возмущение, и в следующую секунду он осознал, — его грубо вяжут. Без предъявления обвинений, не представившись, не предъявив документов. Как бандиты.

А с бандитами разговаривать надо по-русски.

Первый ответный удар он нанес каблуком ботинка тому, кто обхватил его за туловище и руки. Хороший получился удар, смачный. Башмак был новый голландский, каблук крепкий, острый, как нож. Он вошел в плоть ноги нападавшего, разрубив ее до кости. Голландец взвыл, как дикий зверь, и отпустил захват.

Однако освободиться Глухову не дали, навалился один, другой, третий. Потом, оказалось, в его аресте участвовали одиннадцать голландских агентов. Но хлипковаты оказались нападавшие. Разведчик ударом в челюсть свалил одного. Хрустнула коленная чашечка у другого, и тот отполз на обочину дороги…

Теперь его били со всех сторон. Разорвали плащ, он валялся на асфальте, брызнули дождем оторванные пуговицы с пиджака, сорвали рубашку.

Владимир Алексеевич остался по пояс голый. Нападавшие заломили правую руку и пытались надеть наручник.

В это время испуганная жена молочника бросилась в дом Глуховых сообщить, что какие-то неизвестные люди напали на хозяина.

Мария Михайловна, не задумываясь, выскочила защищать мужа. Она прыгнула на спину одному из агентов так, что у того пиджак слетел через голову. Ее тут же схватили несколько человек, один стал душить за горло, прижал лицом к капоту машины.

С тех пор этот момент Владимир Алексеевич не мог вспоминать без слез. Однажды в разговоре он скажет мне: «Стоит эта картина до сих пор перед глазами»

Сколько хватило сил, Глухов отбивался от наседающих «контриков», однако его затолкнули в машину. Автомобиль рванул с места. Последнее, что увидел Владимир Алексеевич, жену, неподвижно лежащую на тротуаре.

Контрразведчики держали его за руки, за горло, были свободны только ноги. В молодости Глухов много и успешно занимался лыжным спортом, ноги у него тренированные, сильные. Приходили мысли одним ударом ног выбить руль из рук водителя. Но это была бы явная смерть. Скорость, с которой летел автомобиль, — 140 км/час, да еще голландская дорога, по которой ехали, шла по возвышенности. С обеих сторон овраги метров в восемь — десять.

Решил пока не делать этого. Опять же в горячке драки времени подумать не было, но теперь, слегка отдышавшись, задался вопросами: «Где прокололся? Что они имеют на меня?»

Ответ, как говорится, отрицательный. Но тогда жгло другое, которое вовсе нечем крыть! «Просто так не арестовывают. Да еще нагло, по-хамски, бандитскими методами. Нет, чтобы вести себя так, голландским „контрикам“ нужны основания. Но какие у них основания? Значит, что-то есть. Но что, что?..»

«Ай, да голландцы… Ай, да засранцы»

Минут сорок в дороге, и перед ними распахнулись ворота тюрьмы. Судя по всему, там, на улице, агенты явно были не готовы к такому яростному его сопротивлению. Первым делом стали осматривать свои раны. А посмотреть было на что — разрубленные голени, лиловые в подтеках колени, синяки под глазами, порванная одежда.

Пожалев себя, контрразведчики принялись за арестованного. Они вытащили Глухова из машины, подвесили за руки на высокую скобу в стене, почитай, на средневековую дыбу, раздели, сняли брюки. И только теперь предъявили ордер на задержание, в котором указывалось, что он, Глухов Владимир Алексеевич, обвиняется в шпионаже против Голландии.

Потом сняли с дыбы и отвели в камеру-одиночку. За спиной захлопнулась дверь, и Глухов вдруг почувствовал, как страшно устал за это утро. На грудь давила непомерная тяжесть, мешала дышать, он прислонился в стене, медленно осел на пол. Мысли путались, пытался остановить дрожь в теле, не получалось.

Он поднялся с пола, подошел к столу, машинально подвинул к себе табурет. Рука ощутила непонятную тяжесть. Пригляделся. Ай, да голландцы… Ай, да засранцы. Табурет был сколочен из кривых, не струганных досок, сбит кое-как. Только ведь нас не струганными досками не удивишь, господа.

Наступила тишина. Однако она продлилась недолго. Лязгнули запоры, и тюремщик махнул рукой: «Выходите!»

Его повели длинным коридором. В конце коридора — тюремная каптерка. На полках арестантская, полосатая одежда.

— Переодевайтесь, — скомандовали.

Владимир Алексеевич оглядел себя с ног до головы. Видок у него был не очень. Грязные, помятые брюки, разорванная рубашка в кровавых подтеках. Пусть так, решил Глухов, но я не преступник и полосатую одежду не надену.

— Нет, — ответил он, — разве, что на мертвого на меня натянете.

Но тюремщики были настроены решительно, тут же бросились на него, пытаясь переодеть силой. Правда, уже первый, самый шустрый получил удар такой силы, что отлетел к противоположной двери, остальные остановились в нерешительности.

Обстановку разрядил начальник тюрьмы. Он бежал по коридору и орал благим матом, чтобы русского оставили в покое и в его же одежде.

Глухова вновь провели коридором и впихнули в камеру. Этот непредсказуемый «рашен» начинал их порядком раздражать.

В этот раз Владимиру Глухову размышлять наедине пришлось недолго. Опять лязгнул ключ в двери, и на пороге вырос тюремщик.

В комнате, куда его привели, полукругом сидели пять человек. Первым заговорил сидящий в центре сухощавый, слегка сутулый мужчина. Лицо у него было вытянутое, худое, щеки впалые.

— Ваша фамилия, имя, должность. Чем занимаетесь в Голландии?

Дальше спрашивал следователь слева, молодой, черноволосый мужчина, совсем юноша, больше похожий на итальянца, чем на голландца.

Когда закончились анкетные вопросы, со стула справа встал третий следователь. Он поднес к лицу Глухова фотографию.

— Вы знаете этого человека?

— Да я знаком с ним, это Джек Лоджин, специалист по авиации.

— Конкретнее… Где вы с ним познакомились?

— Он консультировал меня и мою компанию по вопросу строительства высоковольтных линий электропередачи с помощью вертолетов.

Следователи угрюмо глядели на арестанта.

— Прекратите, — визгливо прервал Глухова черноволосый, — вы не сотрудничали, вы вербовали Джека Лоджина, склоняли его к измене Родине.

— Ну если так, — как можно спокойнее ответил Владимир Алексеевич, — то я отказываюсь с вами говорить.

Глухов видел, как «сухощавый» метнул огненный взгляд в сторону несдержанного молодого коллеги.

Теперь они все вместе, с разных сторон старались задавать разные вопросы, чтобы разговорить его, но Глухов молчал. Прошло десять минут, пятнадцать, полчаса. Владимир Алексеевич не произнес ни слова. «Сухощавый» разочарованно махнул рукой и скомандовал:

— Уведите!..

«Вы — государственный преступник»

В камере Глухов прилег на деревянный настил кровати. Болели бока от настила из не струганных, горбатых досок, но усталость, нервное напряжение делали свое дело. Он забылся тревожным сном, но то и дело просыпался.

Утром его опять потащили на допрос.

— Мистер Глухов, теперь вы будете говорить?

— Спрашивайте…

— Вы что-то рассказывали об установке электрических мачт в Голландии?

«Зря ты меня об этом спросил, — подумал про себя Глухов, — Я сейчас прочитаю такую лекцию, что у вас, ребята, мозги вскипят, назову столько голландцев, что вы задолбаетесь, пыль глотая проверять их всех. А все они знают меня и подтвердят сказанное».

 — Господа, энергетиками вашей страны разработан проект возведения высоковольтной линии электропередачи через всю страну с юга на север. Но поскольку местность у вас пересеченная, лучше всего для проведения этих работ использовать тяжелые вертолеты. Голландские энергетики заинтересовались советским опытом. По этому вопросу я встречался со следующими голландскими специалистами…

Он стал перечислять голландцев, с кем общался, был хорошо знаком или просто запомнил их имена и фамилии на каких-либо встречах. Получился внушительный список.

Следователи слушали арестанта с кислыми физиономиями. Они хотели услышать совсем другое. Им, как воздух, нужны были признания в шпионской деятельности. Но русский оказался крепким орешком.

— Мистер Глухов, — нетерпеливо прервал его «итальянец», — давайте вернемся к делу.

— А я вам битый час рассказываю о деле.

«Сухощавый» побагровел от ярости. Он готов был собственными руками задушить арестанта.

— Напоминаю, — зарычал «сухощавый», — вы государственный преступник, обвиняетесь в шпионаже против Голландии.

— А меня уже осудил голландский суд?

— Пока нет.

— А вы уж записали меня в государственные преступники, господа следователи. Я протестую против произвола голландских властей и объявляю голодовку.

Утром он отказался от завтрака, хотя зверски хотел есть.

Скоро должны были прийти тюремщики и увести его на допрос. Что-то они сегодня придумают, какую гадость?

Следователи, действительно, не заставили себя долго ждать. Опять посыпались дежурные вопросы о том, как он склонял к измене голландского гражданина.

Казалось, ничего нового — те же лица, те же вопросы. Но что-то изменилось. Что? Владимир Алексеевич заметил: следователи нервничали. Нервозность чувствовалась во всем — в поведении, в тональности речи. Куда-то исчезла учтивость и интеллигентность, вальяжный тон хозяев сменился раздражением, резкими, требовательными выкриками.

Потом, после освобождения, уже на Родине, он узнает причины нервозности следователей — прокурор торопил контрразведчиков.

Арест генерального представителя «Аэрофлота» стал достоянием общественности, сообщения появились на первых полосах голландских газет. День проходил за днем, а власти не могли представить доказательств шпионской деятельности Владимира Глухова. Подозрения имелись, а вот фактов не было. Надеялись, что факты выбьют в тюрьме. Не получилось. И потому прокуратура настаивала — либо подтверждение, расследование и суд, либо свобода Глухову.

Но свободу давать не хотелось. Это же удар по имиджу спецслужбы. Во что бы то ни стало надо выбить признание у арестанта. И тогда следователи заявили Владимиру Алексеевичу, что сопротивление бесполезно, он изобличен, как советский шпион.

— Ваша жена изобличила вас, — заметил «сухощавый» и торжествующе объявил, — она и ваш ребенок находятся в наших руках.

Он пристально смотрел в лицо Глухова. Ждал реакции, испуга. Однако ни один мускул не дрогнул на лице Владимира Алексеевича.

— В то, что вы взяли в заложники мою жену и ребенка, верю. С бедной женщиной и маленьким ребенком точно справились. Но вот то, что она сказала якобы, я шпион — ложь. Грязная ложь…

Глухова вновь препроводили в камеру.

…Семь дней провел в тюрьме Владимир Глухов. Ничего не добившись и не сумев доказать вину нашего разведчика, голландские спецслужбы были вынуждены отпустить Владимира Алексеевича на свободу.

На следующий день Владимир Глухов с семьей улетал на Родину.

Приказом министра обороны СССР Глухову В.А. за мужество и стойкость, проявленные при срыве провокации противника, была объявлена благодарность.

Михаил Болтунов

«Свободная пресса»